Учитывая то, на сколько мы все близки к тому, чтобы она разорвала нас на куски в ближайшие пять лет, атомная бомба не вызвала той дискусcии, которой следовало бы ожидать. Газеты опубликовали множество графиков, где протоны и нейтроны ведут себя присущим им образом, не слишком полезные для рядового читателя; неоднократно звучали бесполезные заявления о том, что бомбу “следует поместить под международный контроль”. Удивительно мало было сказано, по крайней мере в прессе, относительно того, что представляет наибольший интерес для всех нас, а именно вопрос: на сколько трудно окажется воплотить всё это в жизнь?. Подобная информация, которой мы - большая общественность - располагаем по данному вопросу, дошла до нашего сведения довольно опосредованно, что соотносится с решением президента Трумана о том, что определённые секреты не должны стать известными Советскому Союзу. Несколькими месяцами ранее, когда бомба была лишь предметом слухов, бытовало распространённое заблуждение, согласно которому расщепление атома было просто задачей физиков, решение которой сделало бы новое разрушительное оружие доступным практически каждому. (В любой момент, согласно этим слухам, какой-нибудь одинокий сумасшедший в лаборатории может поднять на воздух всю цивилизацию, как если бы это был обычный фейерверк).
Окажись это правдой, весь курс истории кардинально изменился бы. Различие между крупными и маленькими государствами стёрлись бы, а власть государства перед личностью существенно бы ослабла. Так или иначе, как следует из высказываний президента Трумана, а также из различных комментариев, которые они повлекли, бомба является невообразимо дорогостоящей, и её производство требует колоссальных производственных усилий, что делает её доступной лишь трём или четырём странам в мире. Этот пункт чрезвычайно важен, поскольку он может означать, что открытие атомной бомбы, далёкое от того, чтобы обратить историю вспять, напротив, усилит тенденции, которые были очевидными десятилетия назад.
Ни для кого не секрет, что история цивилизации во многом является историей оружия. В частности, связь между изобретением пороха и свержением феодальной власти буржуазией вновь и вновь подтверждается. И хотя у меня нет никаких сомнений в том, что существуют исключения, следующее правило представляется мне в целом верным: эпохи, во время которых господствующее оружие является дорогостоящим или трудноизготовимым, тяготеют к деспотизму, тогда как дешёвое и простое основное оружие даёт простым людям шанс (противостоять деспотичной власти – прим. переводчика). Таким образом, например, танки, линкоры и бомбардировщики по сути являются тираническим оружием, а винтовки, мушкеты, лук и ручные гранаты - оружием демократическим. Сложное оружие делает сильного ещё сильнее, в то время как простое - до тех пор пока на него не находится противодействия - позволяет обороняться слабому.
Великий век демократии и национального самоопределения был веком мушкета и винтовки. После изобретения кремнёвого ружейного замка, но до появления ударного капсюля, мушкет был довольно-таки эффективным оружием, и в то же время на столько простым, что его можно было сделать почти где угодно. Комбинация его качеств определила успех Американской и Французской революций и сделала народное восстание куда более серьёзным делом, чем таковое является в наши дни. На смену мушкету пришла казнозарядная винтовка. Она была довольно сложной, но по-прежнему могла быть изготовлена во множестве стран, была дешёвой, её легко было тайно переправить, а патроны расходовались экономично. Даже самый отсталый народ всегда может заполучить винтовку тем или иным способом - так что буры, булгары, абиссинцы, морокканцы и даже тибетцы - могут устроить борьбу за собственную независимость, порой успешную. Но каждый новый виток развития военных технологий способствовал усилению и противопоставлению государства перед личностью, промышленно развитой страны перед отсталой. Круг тех, в чьих руках сосредоточена власть всё больше и больше сужается. Так, к 1939 году осталось уже всего несколько государств, способных вести крупномасштабные войны, а теперь их всего три, а в конечном счёте, быть может, лишь два. Эта тенденция была очевидной в течение многих лет - несколько специалистов ссылались на неё ещё до 1914 года. Единственным опровержением этому выступает изобретение оружия, или, в более широком смысле, метода ведения борьбы, который не зависел от огромных мощностей промышленных предприятий.
На основе различных признаков можно сделать вывод, что русские не владеют секретом изготовления атомной бомбы; с другой стороны, многие приходят к единому мнению, что они получат его через несколько лет. Таким образом, в перспективе перед нами предстают два гигантских супер-государства, каждое из которых располагает оружием, способным стереть с лица земли миллионы людей за считанные секунды, и которые будут делить мир между собой. Было бы довольно опрометчивым предположить, что это приведёт к более масштабным и кровавым войнам, и, вероятно, к фактическому концу техногенной цивилизации. Но предположим - и это в действительности является наиболее правдоподобным вариантом развития событий - что в целях выживания великие нации заключат тактическое соглашение о неприменении атомной бомбы друг против друга. Допустим, что они используют его или выдвигают угрозу использования только в отношении тех, кто не способен ответить на подобную агрессию. В таком случае мы возвращаемся в первоначальную точку отсчёта, с той единственной разницей, что власть по-прежнему сконцентрирована в в руках небольшого количества правителей, и что перспектива покорённых народов и угнетённых классов видятся ещё более безрадостной.
Когда Джеймс Бёрнхем писал “Революцию менеджеров”, для многих американцев казалось вероятной победа Германии в Европе, из чего казалось естественным предположение о том, что Германия, а не Россия будет господствовать на территории Европы, в то время как Япония сохранит доминирующее положение в восточно-азиатском регионе. Это был его просчёт, что впрочем не влияет на главный аргумент. Географическая картина нового мира в целом обрисована Бёрнхемом верно. Всё более и более очевидным становится разделение мира на три крупные империи, каждая из которых автономна и отрезана от контактов с внешним миром, и управляется скрываемой под той или иной маской самоизбираемой олигархией. Споры о том, где следует проводить границу, по-прежнему продолжаются и будут продолжаться в течение нескольких лет, и третья из трёх сверхдержав - Восточная Азия, управляемая Китаем - всё ещё остаётся скорее прогнозом, чем действительностью. Но общая тенденция неоспорима, и каждое научное открытие последних лет лишь усиливает её.
Однажды нам сказали, что самолёты “отменили границы”; на самом деле, это утверждение стало верным только с того момента, как самолёт стал достаточно серьёзным оружием, чтобы границы стали определённо непроходимыми. Радио должно было способствовать международному взаимопониманию и сотрудничеству, но оно оказалось средством изоляции одного народа от другого. Атомная бомба может завершить процесс, отняв у эксплуатируемых классов и народов всякую возможность к восстанию, и в то же время заключив тех, кто владеет бомбой, в рамки военного равенства. Неспособные одержать победу друг над другом, они вероятнее всего продолжат управлять (присвоенными ими - прим.пер.) частями мира, и трудно представить, что может нарушить это равновесие, кроме медленных и непрогнозируемых демократических изменений.
Сорок или пятьдесят лет назад Герберт Дж. Уэллс и другие предупреждали нас, что перед человечеством возникла опасность уничтожения самого себя собственным же оружием, и что наше место займут муравьи или другие социальные животные. Всякий, кто видел разрушенные города в Германии, допускает право на существование подобных размышлений. Тем не менее, оглядываясь на мир в целом, можно заключить, что основной тенденцией в течение многих десятилетий было не установление анархии, а восстановление рабства. Быть может, мы держим курс не к всеобщему упадку, а к эпохе чудовищной стабильности, подобной рабовладельческим империям древности. Теория Джеймса Бёрнхема вызвала большое обсуждение, но лишь немногие задумываются над его политическими последствиями - это вид мировоззрения, своего рода верование и социальная структура, которые вероятно начнут преобладать в государстве, ставшим в одночасье непобедимым и пребывающим в состоянии непрекращающейся “холодной войны” со своими соседями.
Будь атомная бомба чем-то настолько дешёвым и простым в производстве, как велосипед, она могла бы отбросить нас к варварству, но с другой стороны, она могла бы означать и конец национального суверенитета и высокоцентрализованного полицейского государства. Если же она является таким же редким и дорогостоящим объектом (а кажется она именно таковой), как, например, линкор, она вероятнее положит конец крупномасштабным войнам за счёт продления на неопределённый срок “мира, который в действительности миром не является”.
